Теперь можно сгруппировать все выделенные слова и выражения по сходству и записать эти группы в отдельные ячейки. Рядом по возможности будем записывать комментарий и «параллельные места» из текста «Священной войны».

Инцидент с теплоходом «Комсомол» из рассмотрения придется исключить, потому что там мало текстуальных совпадений. Но при этом отметим и выражение Анны Караваевой: "Социалистическая держава... благородно защищает дело мира", и высказывание Константина Тренева о противостоянии Советского Союза, как олицетворения всего прекрасного и человечного, что есть на земле, фашизму — синониму агрессивности и человеконенавистничества. И конечно, обратим внимание на общую тональность высказываний советских писателей, которые, говоря о разбойничьих действиях фашистов, не могут сдержать негодования и гнева.

Напомню, что предлагаемая на этих страницах фразеология имеет своим источником передовые статьи "Правды". Именно передовицы "Правды" цитируют трудящиеся в резолюциях и писатели в откликах на политические события. Но слепого копирования все-таки иногда нет, потому что граждане предлагают и свои вариации на правдинскую тему.

Присмотримся внимательно к идеологической газетной риторике 1937-41 годов и попытаемся понять, почему она такая, а не другая.

Благородная кровь (убитого троцкистами красноармейца),
благородные формы жизни (т.е. социализм и коммунизм),
мы — наследники благородных, влюбленных в народ людей (советские писатели);
благородные законы (сталинская Конституция),
благороднейшие идеалы человечества (у нас, т.е. у советских людей),
благородные руки Ленина и Сталина,
благородное негодование (от которого голоса советских народов звучат, как морской прибой),
лев обладает не только благородством (метафора «СССР — благородный лев» принадлежит поэту Г. Лахути, иранцу по происхождению. Эта же метафора повторена в его стихотворении к 20-летию Октября: «в семье отважной, львино-благородной» родился Октябрь. Так пишет Лахути, подразумевая русский народ.),
благородный человек (сказано о Сталине);
объединены в одно великое и благородное сердце (советские люди 22 июня 1941 года).

Из приведенных примеров видно, что благородными качествами обладают святыни советского общества, т. е. все, что связано с советской родиной, революцией, партией, народом, героями гражданской войны и строительством новой формы жизни — коммунизма. Благородство святынь не поминается всуе, то есть ежедневно, но разговор о нем заходит обязательно либо в праздники, либо наоборот — в момент угрозы советскому обществу. Для советской пропаганды это один из способов сплотить народ — напомнить ему о его исключительности или благородстве. Кстати, словарь Даля дает такое толкование слова «благородный»: жертвующий своими выгодами на пользу других. Это вполне согласуется с предвоенными установками советской идеологии.

Сравните у Кумача: «ярость благородная вскипает, как волна». Эта строка напрямую перекликается с «благородным негодованием», которое, кстати, тоже влечет за собой волну — «морской прибой» голосов: негодование благородного советского народа на действия предателей. Если переворошить все газеты за те дни, я думаю, найдутся и другие аналогичные выражения.

Таким образом, "ярость благородная" — это ярость благородных советских людей, заставляющая человека идти в бой и при этом жертвовать своими выгодами на пользу других из любви к родине — т. е. из благородного чувства. Только и всего.

Но у меня по поводу "ярости благородной" есть еще одно замечание.
"Гнев", "ненависть", "негодование" и "возмущение" встречались мне в газетах довольно часто и в нужном контексте, а "ярость" попадалась всё не та, за исключением двух-трех примеров. Поэтому я даже не фиксировала ее на бумаге. Причем январских передовиц "Правды" у меня первоначально не было. Я их прочла уже после того, как поместила в Интернете свои наблюдения. Вот что написано в "Правде" от 21 января 1937 года:

"У Троцкого и Пятакова, у Радека и Сокольникова одно и то же, что и у вождей германского фашизма, глубоко враждебное, до бешенства доходящее, яростное отношение к социализму, к советской стране, к народам, строящим социализм..." (передовая статья).

31 января 1937 года: "Пусть знает подлейший из подлых, неистовый враг трудящихся всего мира, яростный поджигатель новой войны Иудушка-Троцкий, что и его не минует гнев народа" (передовая "Правды").

Здесь "яростный" = "бешеный" и "бешено ненавидящий", а в примерах, которые я не догадалась выписать раньше, "ярость" характеризовала отношение врагов к советским людям, и из контекста следовало, что она некрасивая, мерзкая (едва ли не черная) и т.п.

Поэтому возможно, что в "Священной войне" "ярость благородная" является еще и антитезой, противовесом или инверсией по отношению к неприглядной ярости наших врагов.

Сравните у Кумача: «Поля ее просторные не смеет враг топтать». В этих словах видят обычно лишь указание на огромность нашей родины. Но в «Священной войне» речь идет не только об этом. Поля просторные — это именно массивы колхозных полей. До революции в России поля рядовых крестьян представляли собой не столько поля, сколько межи. Наделы были маленькие, и все пахотное поле было накрыто сетью межей. Сравните также со стихотворением В. Лебедева-Кумача «Новь» 1933 года, где семидесятилетний старик любуется колхозным полем: «Золотой густою гривой колосится в поле рожь. Нет межей во ржи огромной и своей полоски скромной в этом море не найдешь».

Волна народного гнева — встречается как эпиграф к выпуску "Правды" от 25 января 1937 года: "По всей стране идет грозная волна народного гнева". Потом попадает в отклики граждан, в том числе и в стихотворение Виктора Гусева, где она возникает после "благородной крови красноармейца", хотя эти выражения и не соседствуют. Но важен сам настрой мыслей писателей: как только появляется в тексте нечто благородное, так рядом появляется и какая-нибудь волна или нечто похожее на нее. То же самое в заметке Анны Караваевой: в начале абзаца "Страна кипит", т.е. обнаруживает свойство волны, а в конце абзаца появляются и "благородные законы".
Сюда же запишем:
кипит священный гнев (в советских людях);
кипит возмущением, гневом, священной ненавистью (вся страна, из упомянутой заметки А. Караваевой; но в этих заметках происходит такой крутой "кроссинговер" нужной нам лексики, то есть она встречается сразу вся в одном словосочетании, а потом перетасовывается и встречается по частям в разных выражениях, что бывает трудно пришпилить к одному куплету "Священной войны" только один газетный пример).

У Кумача: «вскипает, как волна», только не гнев, а ярость — см. ячейку о благородстве.

Этот образ встречается в статье К. Федина. Возможно, образ индуцирован Сталиным или его ближайшими соратниками, потому что и в стихотворении М. Голодного есть нечто подобное, но образ несколько переосмыслен: «Пусть стонет враг в кольце облавы». У М. Голодного получилось не кольцо обороны, а кольцо, которым душат врага — это близко к мысли В. И. Лебедева-Кумача, у которого та же метафора встречается в черновике «Священной войны» в таком виде: «Сожмем железным обручем, / Загоним пулю в лоб. / Мы всей фашистской сволочи / Сколотим крепкий гроб». Но в окончательном тексте строфа сильно изменена, и метафора «железного обруча» в нее не вошла.

На мой взгляд (хотя эта ассоциация может показаться малообоснованной), отголосок "железного кольца обороны" встречается и в такой военной песне, как "Марш защитников Москвы" Алексея Суркова:

Мы не дрогнем в бою
За столицу свою,
Нам родная Москва дорога.
Нерушимой стеной,
Обороной стальной
Разгромим, уничтожим врага!

Здесь нет кольца, но есть препятствие — стена — между нами и врагом, причем стена — нерушимая, а оброна все-таки стальная. И этой стеной или обороной мы и уничтожим врага. Слова другие, но образ тот же. Кроме того, "Марш защитников Москвы" по количеству реминисценций в нем вполне сопоставим со "Священной войной", хотя текст Кумача все равно побьет в этом смысле все рекорды.

Насильники, убийцы детей, терзатели пленных (фашисты);
путем войны, крови и насилия (планировали действовать троцкисты, т.е. пособники фашистов) — в это время, в 1937 году, все еще идет война в Испании. Уже в январе 1937 года советский народ мог бы поставить в вину фашизму множество преступлений. А в апреле весь мир содрогнется от трагедии Герники. А потом весь мир будет обсуждать трагедию маленького андалузского городка Альмерии, который расстреляли из крупнокалиберных орудий фашистские (немецкие) корабли — под присмотром британских наблюдателей. Подошла к Альмерии военная эскадра, на рассвете, когда город спал, и начала бомбардировку. Жители города, ничего не понимая, выбегали из домов, потом пытались бежать по улицам в горы, чтобы спастись от обстрела. А германские корабли хладнокровно садили по городским улицам снарядами большого калибра. Это была месть мирным жителям за то, что накануне самолет республиканцев ответил огнем на выстрелы немецких кораблей. А фашисты и не скрывали, что это карательная акция. И этими примерами не исчерпывался список фашистских злодеяний.

Определение фашистов как насильников — в данном случае адекватная реакция советских граждан. И чтобы эта реакция появилась, советским людям не надо было дожидаться июня 1941 года, Хатыни, Бабьего Яра и вообще испытывать на себе все прелести фашистского нового порядка. Всё было известно заранее.

Сюда же внесем вариант Рувима Фраермана: темное царство, где Гитлер выращивает новое племя мучителей.

У Кумача: «насильникам, грабителям, мучителям людей!».

Они над нами крылья распростерли/ Злодейств, измен, которым нет числа — это редкий образ. В просмотренных мною газетах попался лишь раз. Не исключено, что его аналог встречается в других газетах. Трудно представить злодейские крылья белыми, розовыми или радужными. Поэтому сравните у Кумача: «Не смеют крылья черные над родиной летать».

Метафора «злодейских крыльев» относится к троцкистам, но легко переносится и на их покровителей — фашистов.

Но отметим и вариант: "Полночный филин звал в наш сад весенний /Стервятников и сов проклятый род". Не совсем то, но близко. Стервятники и совы тоже зловещие птички. А совы и филины — обитатели тьмы. Для филина это обстоятельство подчеркнуто эпитетом — "полночный". Кстати, эта аллегория относится уже именно к фашистам, а не к троцкистам.

Складываясь с образом крыльев фашистских самолетов, несущих на себе свастику, эта аллегория, как и предыдущая, дает «крылья черные». Но это мой способ создания образов. Каким путем шел В. И. Лебедев-Кумач, мы никогда не узнаем. Но вся словесная атмосфера 1937 года провоцирует такие образы сама собой.

Дополнение. Я не считаю нужным ограничивать себя примерами из творчества Кумача, датированными ранее декабря 1937 года. Как мы видим, перед нами советская песня, в которой просто все выражения имеют не один смысл, а несколько. (Этому, наверное, тоже есть объяснение, но я не берусь связно его изложить. Потому что придется касаться психологии творчества, в которой я, конечно, "ни бум-бум". А кроме того потому что неизвестны многие необходимые подробности биографии Кумача, чтобы строить какие-либо объяснения. Правда, по некоторым опорным точкам его жизни можно предположить, что ему, как и всей стране, пришлось проделать не самый гладкий психологический путь от "русскости" (дореволюционной) к "советскости". И результатом этого процесса как раз и явилась "Священная война", где сливаются или контаминируют или наслаиваются друг на друга советская идеология и русская ментальность. Но, повторяю, я не мастер на такие рассуждения, тем более, в отсутствие необходимых фактов.)

Я просто хотела привести пример из стихотворения В. И. Лебедева-Кумача 1939 года:

Над свободным селом и над полем
Черный ворон не будет летать —
Мы теперь никому не позволим
Украинскую землю топтать!
("Украина моя, Украина". "Известия", 30 сентября 1939 года. Написано в Западной Украине, во время освободительного похода Красной Армии).

Это прямой аналог 4-го куплета "Священной войны":

Не смеют крылья черные
Над родиной летать,
Поля ее просторные
Не смеет враг топтать!

Священный долг каждого гражданина СССР (защита отечества);
наши священные границы;
Священной родины незыблемы просторы;
народный гнев святой;
священные завоевания (диктатуры рабочего класса);
святыня Советского Союза — Красная Армия;
Советская земля священна и неприкосновенна;
Велика и священна наша ненависть;
священные рубежи страны социализма;
священная присяга;
священная задача (уничтожать нападающих, т.е. агрессоров; применительно к Красной Армии);
священная народная война (из резолюции митинга советских писателей 22 июня 1941 года);
священная народная отечественная война (из резолюции митинга научной общественности 23 июня 1941 года).

Это снова ценностный кодекс гражданина Советского Союза, поэтому заново комментировать не будем: см. ячейку о благородстве.

Отметим только, что война, преследующая священную цель (или, по Ворошилову, решающая священную задачу) — уничтожение агрессора, вторгшегося в пределы родины — это священная война.

В перечень святынь можно добавить и социалистическую собственность — в сталинской Конституции она названа священной (с легкой руки Мехлиса, потому что, вероятно, он, как главный редактор "Правды", во время идеологической кампании, сопутствовавшей выходу в свет знаменитого Указа от 7 августа 1932 года о борьбе с хищениями социалистической собственности, придумал заголовок: "Общественная собственность священна и неприкосновенна").

Несколько слов об этимологии выражения "священная война". В истории человечества это, безусловно, древнее понятие, восходящее к античности. Но и в Советском Союзе оно тоже, как говорится, "уходит корнями". По крайней мере, в 1918 год. Во время дискуссии о Брестском мире Троцкий и Бухарин выдвинули и пытались навязать партии свои лозунги: "Не мир и не война" и "Священная война против всесветной буржуазии". И тут, наверное, уместно было бы порассуждать о том, как эволюционировало понятие "мировой революции" в советском агитпропе за 20 межвоенных лет, но я на это не отважусь, поскольку не являюсь историком. Во всяком случае, понятно, что смысл, который в 1941 году вкладывает в понятие "священная война" В. И. Лебедев-Кумач, не тождественен настроениям Троцкого и Бухарина 1918 года.

Троцкистская орда. Это пишет Безыменский в январе 1937 года.

В той же газете на той же странице:
жадные орды германо-японских обирал и жуликов (Анна Караваева);

через три-четыре месяца Безыменский в своем выражении заменит «троцкистскую» на «фашистскую» и получится (вы уже угадали):
фашистская орда;

а 5 ноября 1937 года «Литературная газета» напечатает стихи Гасема Лахути к двадцатилетию Октябрьской революции, и в них появится уже просто
вражеская орда.

24 июня 1941 года на страницах центральных советских газет появляются одновременно

германские орды, чужеземные орды («Правда») и кровожадная орда («Известия»). В «Известиях» в этот день опубликована «Священная война», в которой есть выражение «с проклятою ордой». Получается, что это советский трюизм.

У В. И. Лебедева-Кумача «орда» встречается в его стихотворной речи от 17 июля 1938 года на первой сессии Верховного совета РСФСР первого созыва: «И если орда фашистских злодеев/ На Родину нашу вдруг нападет…»

Возникает резонный вопрос: откуда на страницах советских газет взялась "орда", причем в таком количестве, и почему именно в 1937 году? Но пока он для меня остался открытым. Подозреваемых здесь четверо: Безыменский, Караваева, Лебедев-Кумач и Сталин. Писателей я подозреваю по вполне понятным и очевидным причинам, а Сталина подозреваю потому, что знаю: если советские граждане хором повторяют какое-то слово, то скорее всего это слово подарил им Иосиф Виссарионович. В связи с чем мне и хотелось найти какой-нибудь след, ведущий к нему. Но тут мне не слишком повезло. Я нашла только один пример, но не 1930-х годов и, увы, не очень убедительный. Я его приведу чуть ниже.

Напомню, что некоторые противники Кумача отказывают ему в авторстве на том основании, что обычно его стихи "просты, как "Правда" , а тут сплошные оксюмороны, контаминации..." и т.д. (А. Чернов).

Наверное, можно считать выражение "фашистская (проклятая) орда" контаминацией, хотя и не в смысле А. Чернова. И мы с вами даже видели, как она получилась. То есть я видела. Потому что соответствующую передовую статью "Правды" (времен процесса Пятакова) я тут не привела. А речь там шла о германо-японских империалистах и фашистах, которых затем, вероятно, Анна Караваева превращает в "жадные орды германо-японских обирал и жуликов", но в прозе, а мужчины потом в стихах сворачивают этот образ до компактной формулы: "фашистская орда" (Безыменский, правда, через промежуточную "троцкистскую") или "орда фашистских злодеев" (Лебедев-Кумач). То есть от Германии здесь осталось прилагательное "фашистская", а от Японии (кстати, милитаристской, а не фашистской) — существительное "орда", к которой она имеет весьма отдаленное отношение. После чего образ получает самостоятельность и в принципе может прилагаться к любому агрессору.

Теперь — обещанный пример:

"Против иноземного ига, идущего с Запада, Советская Украина подымает освободительную ОТЕЧЕСТВЕННУЮ войну, — таков смысл событий, разыгрывающихся на Украине".
И. Сталин, статья "Украинский узел", "Известия ВЦИК", № 47 от 14 марта 1918 г. (полужирным шрифтом выделено мной — О. С.).

В таком виде привел эту цитату Валентин Катаев, который поставил ее эпиграфом к публикации фрагмента своего романа "Я, сын трудового народа" ("Правда", 20 октября 1937 года).

"Иго, идущее с Запада" еще не является контаминацией, потому что "иго" — порабощение, гнет, ярмо, и в общем смысле нам все равно, с Запада оно или с Востока. И все-таки "зигзаг мысли" у Сталина здесь тот же, что и у советских писателей в 1937 году. Потому что одной из первых ассоциаций у любого образованного человека (тем более, русского) к слову "иго" будет "монголо-татарское", а второй ассоциацией будет "Золотая орда". И до смешения Запада с Востоком (контаминации) остается полшага.

Первоисточник мы не нашли, но, как ни парадоксально, главное выяснили: как тавро для фашистов "орда" сделана в СССР.

Гниль и нежить;
Надвигающийся свет новых времен нетерпим для них.
во тьме этого гадкого пространства (так сказано о месте в зале суда, где сидят троцкисты);
черный мир фашизма;
черное рабство фашизма;
темное царство, где Гитлер выращивает новое племя мучителей;
мерзость черных дел (вражеской своры);
Во тьму, в рабство, в нищету они пытались продать нашу родину, наш народ;
лица их чернее тьмы самой;
трижды проклятые;
нечисть;
проклятие по адресу этой нечисти и сволочи;
проклятье трижды презренному фашистскому отребью;
проклинаем все это фашистское отродье;
отвратное отродье;
царство помещиков и капиталистов;
Они знали, что не найдут среди трудящихся Советского Союза… людей, которые стали бы им помогать в их подлом, черном деле.
фашистское отродье (просто как определение);
гнилостная дрянь;
фашистские мракобесы;
фашистские варвары;
проклятия озверелому германскому фашизму (24 июня 1941 года);
губители общечеловеческой культуры (заголовок статьи академика Е. Тарле в «Правде» 24 июня 1941 года).

Добавлю сюда более поздние находки, из "недосмотренных" мною когда-то газет:

Троцкистская нечисть ("Правда", 21 января 1937 г., передовая статья); человеческое отребье (А. Фадеев, А. Толстой и др., "Правда", 24 января 1937 г., статья "Шпионы и убийцы"); Трудящиеся шлют проклятья презренной банде Иуды-Троцкого ("Правда", 25 января 1937 г., эпиграф к номеру, затем повторяется в заголовке резолюции трудящихся); Требуем беспощадного истребления трижды проклятых презренных троцкистско-зиновьевских бандитов. Проклятье банде гнусных мерзавцев (там же, упомянутая резолюция митинга трудящихся); В наш мирный сад забрался див проклятый ("Правда", 1 февраля 1937 г., Г. Лахути, стихотворение "Грозный приговор") и т.д и т.п. Это все о троцкистах, но мы видели, что советская пропаганда не делает разницы между ними и фашистами. Для советских людей троцкизм - креатура фашизма.

Брань в адрес фашизма — праведная брань. Поэтому я даже не стану доискиваться ее первоисточников, тем более что здесь в основе реакции советских людей лежит нормальная человеческая неприязнь к смерти, к тьме, к черным рубашкам и бескультурью СС — нацистской элиты, женихов смерти. Об идеологии фашизма в газетах 30-х годов много публикаций. Всех не перескажешь. Советские люди знали повадки своего врага задолго до того, как столкнулись с ним лицом к лицу. Да, они могли не верить своим знаниям, как не верили жители Альмерии, которые тоже знали, что идет фашистская эскадра, чтобы покарать их город. Трудно в такое верить. Но информацию советские люди имели. «Разве сам фашизм не заявляет, что он считает войну своей целью?» — писал в 1937 году Юрий Олеша.

У В. И. Лебедева-Кумача: «Гнилой, фашистской нечисти загоним пулю в лоб, отродью человечества сколотим крепкий гроб». Ну и конечно, эта лексика входит еще и в первый куплет.
Я цитирую "Священную войну" по тексту в "Известиях" от 24 июня 1941 года. Позже Василий Иванович заменил "отродью" на "отребью". Может быть, он посчитал это слово более точным, потому что "отродью человечества", наверное, косвенно бросает тень на человечество, и надо пояснять, что имеются в виду выродки и исчадья (точный вариант, например, был бы: "отродье мерзавцев" или "фашистское отродье" и т.п.). А "отребье человечества" в пояснениях не нуждается. Но в каноническом виде, в песенном варианте, сохранилась первоначальная редакция: "отродью".

Сила, свет, разум – у нас.
Ты, словно светоч, землю озаряешь (советская родина);
солнце нашей родины великой;
Под советским солнцем нет и не будет места предателям!
И солнце советской страны будет сиять ярко!
мое правительство — правительство мира и победы;
Наши боевые корабли, самолеты, танки и орудия стоят на страже мира;
Наш сверкающий мир;
СССР значит: мир.

Родина в представлении советских людей очень светлая, справедливая, солнечная, мирная, прекрасная, лучшая. Первая в мире страна социализма. Правильная страна. Страна светлой жизни (Ю. Смолич, 24 июня 1941 года).
А еще СССР — это благородство. Но об этом мы уже говорили.

Кумач: «За свет и мир мы боремся, они — за царство тьмы».

Итак, мы видим, из каких кирпичиков сложена песня "Священная война". Кем она сложена, тоже понятно. Ее автор — профессиональный советский агитатор и пропагандист, профессиональный журналист, поэт Василий Лебедев-Кумач, который с 1935 года в нашей стране в рекомендациях не нуждается. Но хотя песня сложена из уже опробованных в советских газетах выражений, делалась она, конечно, не механически, а создавалась творческим усилием и долгой работой — об этом свидетельствуют черновики, о которых мы, по возможности, тоже поговорим в этой публикации.

Какие выражения не попались нам в чистом виде? "Смертный бой", "пламенные идеи", "грабители", "загоним пулю в лоб", "сколотим крепкий гроб", шестой куплет и всё.

Смертный бой…

«Смертный», по Далю, имеет значение «непримиримый» — например, «смертная вражда». Получается, что Кумач зовет советских людей на бой с непримиримым врагом. Все ясно и просто, и на этом можно было бы остановиться. Но давайте присмотримся пристальнее. Почему враг непримиримый?

"Смертный бой", как справедливо указывают некоторые авторы в Интернете, анализировавшие текст песни, в данном случае является реминисценцией из "Интернационала". В "Интернационале" "смертный бой" еще и решительный и последний, и это толкование справедливо и для "Священной войны". Пять предвоенных лет подряд, почти без перерыва, советская пропаганда неустанно повторяла: мы не хотим войны, но если враг навяжет нам войну, он будет уничтожен без остатка. Это и есть последний и решительный, а, следовательно, и смертный бой. Бой не только за родную страну, но и классовый бой с непримиримым врагом — издыхающей буржуазией, если пользоваться терминологией советских газет. Бой за страну Советов — то есть за отечество всех трудящихся ("Известия", 24 июня 1941 года). Кстати, 22 июня 1941 года Молотов, говоря, что эта война нам навязана, пользовался уже давно устоявшимся речевым и идеологическим штампом, а не изобретал какое-то откровение. Повторю: война нам навязана, а руки у нас теперь развязаны, и начинается наш последний, решительный, смертный бой с врагом. Но победа, конечно, будет за нами (в силу многих причин). Этим настроением пронизаны многие довоенные газеты. Это же настроение отражено и в редакционной статье "Правды" от 24 июня 1941 года.

Но тут мы (не историки) снова уклонимся от обсуждения эволюции понятия "мировая революция". Отметим только как факт:

помимо явного патриотического слоя "Священная война" содержит еще и завуалированный, особенно для нынешних слушателей, классовый подтекст.

«Пламенные идеи» легко, плавно и просто вытекают из основных ценностей советских людей, вспомните: благороднейшие идеалы человечества — у нас и т.д. А фашисты уже расправились с Тельманом, а он был коммунистом. Когда в 1932 году Германия выбирала президента, немецкие коммунисты предупреждали сограждан: «Кто голосует за Гинденбурга, тот голосует за Гитлера. Кто голосует за Гитлера — голосует за войну». Германия проголосовала за Гинденбурга. Канцлером при нем стал Гитлер. Компартия оказалась вне закона. Правда, в 1937-м Тельман еще в тюрьме, но он находится там уже не первый год, и, как известно, из тюрьмы он не выйдет. Ему просто заткнули рот. А еще весь мир облетела «крылатая фраза» Геббельса: «Когда я слышу слово культура — я хватаюсь за пистолет». А еще — пылали в Германии костры из неугодной фашистам литературы, и не только коммунистической. Попросту — демонстрировалась ненависть не только к инакомыслящим авторам – современникам фашизма, но и ко всем вольнолюбивым писателям всех времен. Поэтому фашисты — душители всех пламенных идей.

Почему свободолюбивые идеи "пламенные"? Может быть, как замечают на некоторых форумах в Интернете, потому что есть стихотворный ответ декабриста Александра Одоевского Пушкину: "Наш скорбный труд не пропадет, / Из искры возгорится пламя... Мечи скуем мы из цепей / И пламя вновь зажжем свободы". А может быть, и от Прометея. Он хотя и миф, но человечеству почему-то дорог.

В газетных статьях не встретились нам "грабители" в нужном контексте. Конечно, вовсе не обязательно искать в газетах все слова из "Священной войны". С таким же успехом их можно искать в любом словаре, и тогда они найдутся наверняка. Тем не менее, обратим внимание: в статье "Фашисты перед судом народа" ("ЛГ", 26 января 1937 г.) Юрий Олеша называет Троцкого, мечтающего о военном поражении СССР, мародером. Троцкий, как известно, — агент фашизма. А мародер — тот же грабитель. То есть идея носится в воздухе. Кроме того, можно вспомнить агитационные стихи Кумача времен гражданской войны:

Крестьянин, на коня! Рабочий, за винтовку!
Всем красным миром встань, измученный народ.
Гони грабителей, гони без остановки!
Кто хочет быть живым, — с винтовкою вперед!

Чем не "Священная война"?

Пуля в лоб и крепкий гроб… Я предлагаю записать эти выражения в штампы. В них ведь нет ничего особенного. Это первые пожелания любому врагу, которые приходят не только в мужскую, но и в женскую голову. Если, конечно, враг и вправду настоящий и действительно вас цепляет.

Шестой куплет подробно разобран Виктором Турецким, чью работу я рекомендую читателям http://lingvik.livejournal.com/1875.html. В шестом куплете содержится реминисценция из "Бородино" Лермонтова, а также устойчивый образ, не раз употреблявшийся Василием Ивановичем раньше: "Союз большой". В песенных текстах он часто пользовался своей системой устоявшихся образов и эпитетов, что отмечали и его прижизненные критики: "Месть у него  ж г у ч а я,   печаль  г о р я ч а я,   туман  с е д о й,     дороги    п р о с т о р н ы е, друзья  б о е в ы е, песня з в о н к а я, ласка т е п л а я, взгляд р а д о с т н ы й" (М. Беккер, Творческий путь В. И. Лебедева-Кумача. // Октябрь, 1941 г., № 5, с. 189). "Союз большой" — в общем-то, из того же ряда, хотя это выражение варьируется, да и примеров я нашла не много: "Я вижу наш большой и радостный Союз..." (Стихи не на тему, 1935); "И каждому в нашем Союзе широком / Железнодорожник — товарищ и друг" (Марш железнодорожников, до 1937); "Стройка кипит. Союз наш — огромен..."(Весенний сев, 1936); "Не ради ваших глаз Союз наш исполинский / Вам лаять позволял, как моськам на слона..." (Велик народный гнев и ярость велика. "Известия", 29 ноября 1939 г.); "Кровавые шуты! Последний час ваш бьет! / Огромен наш Союз и гнев его огромен!" (Расплаты близок час. "Известия", 30 ноября 1939 г.). Это буквально всё, что мне попалось. Впрочем, даже противники Кумача не сомневаются, что "Союз большой" — это его почерк. У них другие возражения по поводу шестого куплета. Но и эти возражения ни на чем не основаны, потому что и шестой куплет, и всё стихотворение в целом имеют типичные стилевые признаки поэзии Лебедева-Кумача, которые мы теперь и рассмотрим.


3.2. Особенности поэтического стиля В. И. Лебедева-Кумача.

Виктор Турецкий сильно сократил и упростил задачу всем (по крайней мере, в Интернете), кто желает сравнить довоенные стихи В. И. Лебедева-Кумача со "Священной войной". Он опубликовал в живом журнале http://lingvik.livejournal.com/ очень обстоятельную и корректную статью на эту тему. На мой взгляд, В. Турецкий убедительно показал, что «Священная война» не противоречит всей стилистике и эстетике творчества Кумача, а точнее, находится в их русле. Причем, делая уступку «партии Боде», исследователь сознательно ограничил круг стихов, взятых для рассмотрения, только теми, которые написаны до 1937 года или в 1937 году. Как мы видели при чтении газет 1937 года, такое ограничение не обязательно, но в момент написания статьи В. Турецким оно было всё же необходимо.

У меня нет разногласий с выводами В. Турецкого. Мне хотелось бы только дополнить его наблюдения моими примерами и чуть подробнее остановиться на двух-трех аспектах, которых он не коснулся.

1. В стихах Лебедева-Кумача нередки газетные реминисценции.

Обычно литературоведы указывают на то, что Лебедев-Кумач использует в стихах "крылатые выражения" вождей или развертывает эти выражения до полноценного стихотворения. Я приведу примеры вне зависимости от времени написания стихов, потому что считаю отправку Лебедеву-Кумачу "текста Боде" вымыслом.

Вот примеры из «Книги песен», сданной в набор 17 января и подписанной к печати 15 апреля 1938 года.

Мы войны не хотим, но себя защитим, —
Оборону крепим мы недаром, —
И на вражьей земле мы врага разгромим
Малой кровью, могучим ударом!
(Если завтра война).

Это одна из самых знаменитых реминисценций. Источник — военная доктрина СССР. Здесь пересказаны слова Ворошилова: "Мы должны строить дело так, чтобы в предстоящей войне добиться победы "малой кровью" и войну эту провести на территории страны, которая первой подымет против нас меч" (выступление на IX съезде ВЛКСМ, 1931 год, цитируется по "Комсомольской правде" от 7 ноября 1938 года).

Мечта сама по себе, может быть, и не плохая, но дело в том, что осуществилась она впоследствии в виде стратегии, разработанной Тухачевским. Он разрабатывал теорию «пограничных сражений», или своеобразного «оборонительного блицкрига» (ответного встречно-лобового удара), и эту концепцию он не дезавуировал даже перед лицом смерти (из высоких идейных соображений). Но в афоризм превращены, конечно, слова Ворошилова. Кстати, "Мы войны не хотим" тоже является реминисценцией.

Мы к добру не тянемся чужому,
И земли чужой мы не хотим.
Но своей земли мы недругу любому
Ни единой пяди не дадим!
(Мы любовью родины богаты).

«Ни одной пяди чужой земли не хотим, но и своей земли, ни одного вершка своей земли не отдадим никому». Это слова Сталина. Я их цитирую по «Комсомолке» от 28 апреля 1933 года, № 98, но произнесены они гораздо раньше. Там же, в передовой статье «Комсомолки», редколлегия пишет: «И всем попыткам врагов помешать нам строить, жить и работать мы сумеем силами нашей непобедимой, могучей, славной, рабоче-крестьянской Красной армии дать сокрушительный отпор». Вроде бы можно подумать, что и подчеркнутые слова потом стали реминисценцией в «Марше веселых ребят». Но до «Марша» и до этой передовой у Василия Ивановича уже была та же сцепка слов:

И недра черные и полюс голубой –
Мы всё поймем, отыщем и подымем.
Как весело, как радостно с тобой
Быть смелыми, как ты, и молодыми!<…>

Чтоб мыслить, жить, работать и любить,
Не надо быть ни знатным, ни богатым,
И каждый может знания добыть –
И бывший слесарь расщепляет атом!
(Два мира, 1932 год).

Так что, здесь еще неизвестно, кто на кого повлиял. А вообще это довольно расхожее сочетание в тогдашних газетах: строить, жить, работать. У Василия Ивановича оно, видимо, одно из любимых, так же, как образ полюса или полюсов.

Стоит наш Союз, как утес величавый
В спокойствии грозном своем.
(Песня о столице).

Тут я не могу указать безошибочно источник. "Союз, как утес" встречается и в стихах, и в прозе:

"Но Советский Союз стоит, как утес, и военная мощь его непреодолима" (А. Фадеев. "Отщепенцы". "Правда", 25 января 1937 года, процесс Пятакова-Радека).

Но как утес, как грозная стена
Стоит страна несокрушимой силы.
И знаю я, что банда не одна
У той стены нашла себе могилу.
(М. Исаковский. "Приговор народа". "Литературная газета", 1 февраля 1937 года).

Скорее всего, это сравнение мелькнуло в речи какого-нибудь высокого партийного руководителя. Потом у Василия Ивановича оно перекочует и в «Песню о партии»:

Страну Октября создала на земле ты —
Могучую родину вольных людей,
Стоит, как утес, государство Советов,
Рожденное силой и правдой твоей.
(1938 или 1939 год).

Человек всегда имеет право
На ученье, отдых и на труд!
(Песня о Родине).

Это парафраз на слова из сталинской Конституции 1936 года. Куплет содержит упоминание «всенародного сталинского закона» и поэтому не исполняется после 20-го съезда КПСС.

«Жить стало лучше,
Жить стало веселей!».
(Жить стало лучше).

Слова Сталина. В этом тексте песни они даже закавычены, чтоб напомнить источник.

Несколько примеров из книги «Мой календарь», в которой собраны газетные стихи Лебедева-Кумача за 1938 год.

ТОВАРИЩ, НЕ ЗАБУДЬ!

Товарищ, не забудь: мы в окруженье вражьем,
И если мы живем покуда без войны, —
Так это потому, что мы всегда на страже,
И потому, что мы — сильны!

Все ширится разгул кровавого фашизма,
Свобода — связана, и звери правят пир.
И лишь одна страна — страна социализма
Над миром, как утес, стоит, спасая мир!

Испания — в крови. Мохнатою рукою
Фашисты задушить пытаются ее.
Китай — горит в огне… Не время быть в покое,
Орудий слышен гул, и вьется воронье…

Горят за рубежом кровавые зарницы,
И пахнут порохом газетные листы.
Враги стоят кольцом, как волки, у границы.
Товарищ боевой, готов ли к битве ты?

Коммуна и фашизм, свобода и насилье
Не смогут никогда ужиться меж собой!
Пусть крепнет наша мощь и вырастают крылья,
Чтоб победить в бою, когда настанет бой!

Товарищ, не забудь: мы в окруженье вражьем,
И если мы живем покуда без войны, —
Так это потому, что мы всегда на страже,
И потому, что мы — сильны!

Опубликовано в газете «Красная звезда» 1 августа 1938 года — в Международный антивоенный день.

«Мы в окруженье вражьем» — парафраз на слова Сталина о том, что СССР вынужден жить во вражеском капиталистическом окружении, и советским людям надо быть всегда начеку и готовыми к защите родины.

Противопоставление в этом стихотворении «коммуны и фашизма», традиционное для советского мировоззрения, тем более в конце 1930-х гг., аналогично и, если можно так выразиться, «прототипично» выражению из «Священной войны»: «Как два различных полюса, во всем враждебны мы». Общее место советского мировоззрения или, если угодно, идеологии.

Товарищи! Ну разве тут смолчишь?
Безмерен гнев советской молодежи...
<...>
Мы не хотим войны, — но каждый и любой
Горит желаньем дать отпор бандитам...
<...>
Мы не хотим войны. Но если рубежи
Нарушит вражья нечисть вновь и снова —
Скажи нам, партия, правительство, скажи,
Когда нам выступать, — мы к бою все готовы!
(Безмерен гнев советской молодежи! Комсомольская правда, 3 августа 1938 года, боевые действия в районе озера Хасан).

"Безмерен гнев" — газетное клише, он может быть чей угодно, повторяется из кампании в кампанию. "Мы не хотим войны" мы уже разбирали, вероятный источник — Ворошилов. Остальное вы видели в первой части данной публикации.

И если наша речь неясна самураям —
На их земле ее мы разъясним!

Пускай услышит самурайская порода
Волненье грозное народа моего.
Миролюбивей нет советского народа,
Но горе тем, кто вызвал гнев его!
(Терпенью есть предел! "Красная звезда", 4 августа 1938 года).

"Разъяснение самураям" не комментирую в силу очевидности. А по поводу "волненья грозного" можно вспомнить эпиграф к "Правде" от 25 января 1937 года: "По всей стране идет грозная волна народного гнева".

Я — сын трудового народа —
Под Красное Знамя встаю...
(Я — сын трудового народа. "Красная звезда", 1 сентября 1938 года).

Здесь реминисценция из военной присяги.

На этом можно остановиться. Тем более что все реминисценции нам теперь трудно обнаружить, потому что они иногда замаскированы под речевые штампы. Ну, например: "Доказано, как дважды два четыре..." Имя поэта, к сожалению, я не зафиксировала. А над тривиальным сравнением при первом чтении посмеялась. А зря. Поэт-то, оказывается, не в банальность впал. Он СТАЛИНА ЦИТИРОВАЛ! Цитату вы, при желании, можете найти в первой части данной публикации, в "Правде" от 11 июня 1937 года.

Вывод. Газетные реминисценции в стихах В. Лебедева-Кумача, конечно же, встречаются, и "Священная война" находится в ряду именно таких стихов. В этом проявляется и специфика жанра (газетные стихи), и примета времени — в подобных ситуациях идеологическими и газетными клише пользовались все советские писатели.

2. В стихах Лебедева-Кумача нередко последнее четверостишие тождественно первому.

Примеров до 1937 года не то чтобы мало, но они разбросаны по разным годам. Вот те, что есть:

"Стройка" (1925 год, 1 и 6 куплет), "Песнь о кадрах" (1930 год, 1 и 9 строфа), "Крем "Сафо" (1932 год, 1 и 11 куплет), "Суровый критик" (1932 год, 1 и 14 куплет), "Морские волки" (1936 год, 1 и 5 строфа), "Днем и ночью мы на страже" ("Песня бойцов НКВД", "Правда", 21 декабря 1937 года, 1 и 5 куплет).

Зато дальше гуще:

"Избранникам воли народной". ("Красная звезда", 12 января 1938 г., к открытию первой сессии Верховного Совета СССР, первый и пятый куплет);
"Товарищ, не забудь!" ("Красная звезда", 1 августа 1938 г., 1 и 6 куплет);
"Героям Хасана" ("Иллюстрированная газета", № 6, 16 сентября 1938 г., 1 и 5 куплет);
"Выше знамя комсомола" ("Красная звезда", 6 сентября 1938 г., 1 и 6 куплет);
"Комсомольская пограничная" ("Правда", 8 сентября 1938 г., 1 и 6 куплет).

Эти стихи перечисляются по книге: Вас. Лебедев-Кумач. "Мой календарь. Газетные стихи 1938 года", Москва, "Советский писатель", 1939 год.

А также: "Смотри, страна любимая" ("Известия", 18 июля 1939 года, 1 и 7 куплет). И не совсем типичный случай: "Носители свободы и культуры". Стихотворение опубликовано в "Известиях" 27 сентября 1939 года и в нем практически совпадают первое и предпоследнее четверостишие. А, например, в "Песне артиллеристов" ("Красная звезда", 21 апреля 1938 года) с последним совпадает не первый, а второй куплет: "Мы идем средь полей золотистых" и т.д.

Если вам кажется, что на 1938 год приходится какой-то всплеск этого приема, то должна предупредить: у меня есть далеко не все стихи Кумача, так что "всплеск" может быть и в другом времени. Это во-первых. Во-вторых, в 20-е - начале 30-х годов он, наверное, в равной степени занимается и стихами, и прозой. В 1928 и 1930 годах попадаются номера "Крокодила", где напечатаны только прозаические вещи Кумача (под разными псевдонимами), но нет стихов. А он был очень деятельным крокодильцем. Во второй половине тридцатых он пишет большей частью песни (ну, и еще загружен общественной работой). Так что, в 1937-38-39 гг. у него просто много песен в общем.

В литературном варианте "Священной войны", как известно, семь куплетов, но первый и седьмой совпадают.

Можно упомянуть еще одну особенность песенных текстов Лебедева-Кумача: в его песнях куплеты зачастую слабо связаны друг с другом по содержанию (они связаны лишь с основной идеей песни). Вероятно, к этому располагает сама куплетная форма песен, и Лебедев-Кумач в этом смысле не исключение. Тем не менее, значительная обособленность куплетов друг от друга приводит к тому, что можно добавлять новые куплеты или же наоборот — исключать их без какого бы то ни было ущерба содержанию. Именно это мы и видим во многих песнях Лебедева-Кумача. Примеры: "Если завтра война", "Москва майская", "Марш веселых ребят", "Песня о Родине", "Священная война". В "Священной войне", как уже отмечалось, из семи куплетов литературного варианта на музыку положены лишь четыре, и изъятие трех куплетов из текста никак не отразилось на содержании песни, она не стала "непонятной", лишь сместились акценты в сторону большей грозности и суровости.

На "нетипичности" интонации Лебедева-Кумача в целом в "Священной войне" не будем останавливаться особо, потому что понятно: причиной нетипичности является само историческое событие, вызвавшее к жизни песню. Да, впечатление такое, будто у поэта в "Священной войне" звенит от напряжения голос, и этот голос не похож на довоенного и послевоенного Кумача. Но Василий Иванович как никто другой имеет на это право.

Итак, пропаганда советского патриотизма; лексические повторы и даже лексическое однообразие в пределах одного небольшого текста (этот вопрос подробно рассмотрен В. Турецким*); насыщенность стихотворных текстов газетными и идеологическими реминисценциями эпохи 1930-х годов; специфический арсенал устойчивых образов и эпитетов, сближающий песни Кумача с народными; склонность к закругленным построениям в тексте — вот некоторые стилевые признаки поэзии В. Лебедева-Кумача. Факультативным стилевым признаком в его стихах можно считать смысловую обособленность строф или куплетов друг от друга. Именно совокупность этих признаков позволяет нам с вами, глядя друг другу в глаза, с уверенностью произнести: "Священную войну" написал Василий Лебедев-Кумач. Впрочем, на мой взгляд, это и не нуждалось в доказательствах.

* Примечание по поводу повторов, в том числе и лексических. В "Священной войне", если я не ошибаюсь, 95 слов (седьмой куплет, идентичный первому, не в счет). Из них 15 служебных. Из оставшихся 80-ти: "вставай" - анафора, т.е. дважды в одном куплете; "фашистской" - в 1 и 5 куплете; "война" - дважды в припеве; "темною" в 1-м куплете, затем однокоренное "тьмы" во 2-м; "силой" во 2-м и "силою" в 6-м; в 4-м куплете синтаксический параллелизм: "не смеют летать" и "не смеет топтать"; 5-й куплет - синтаксический параллелизм, однотипно построены двустишия; 6-й куплет - "всей силою, всем сердцем, всей душой" и дальше, в 3-й и 4-й строках, снова параллелизм - "за землю" и "за наш Союз"; можно сюда же добавить и 3-4 строки 1-го куплета, которые тоже являются "параллельными". Седьмой куплет (который, правда, не в счет) завершает эту серию повторов, потому что он дословно повторяет первый. Что касается конструкций типа анафоры или синтаксического параллелизма, то это рука мастера, это пишет человек, знающий, как надо писать песни, чтобы они легко запоминались. Как известно, анафора и параллелизм акцентируют на себе внимание и запоминаются легко.

Как-нибудь на досуге я сравню по этому признаку, т.е. по количеству повторов в одном тексте, разных советских песенников, а также советские массовые песни и народные песни. Но интуитивно чувствуется, что Кумач будет в лидерах. Банальный пример: "Катюша" М. Исаковского. Она уступит по количеству повторов стихам Лебедева-Кумача.

Если же сравнивать Василия Ивановича с ним самим (или с самим собой?), то конкуренты "Священной войне" находятся легко: "Как много девушек хороших, Как много ласковых имен. Но лишь одно из них тревожит, Унося покой и сон, когда влюблен. Любовь нечаянно нагрянет, Когда ее совсем не ждешь. И каждый вечер сразу станет Удивительно хорош, И ты поешь: Сердце, тебе не хочется покоя. Сердце, как хорошо на свете жить. Сердце, как хорошо, что ты такое. Спасибо, сердце, Что ты умеешь так любить". "Если завтра война": первый куплет, припев, второй куплет, третий, пятый. И гвоздь программы — "Марш веселых ребят": "Легко на сердце от песни веселой... И любят песню деревни и села, И любят песню большие города. Нам песня строить и жить помогает... И тот, кто с песней по жизни шагает... Мы можем петь и смеяться как дети..." Это киновариант. А если взять пятикуплетную версию, количество "песен" в примерах увеличится: "Шути и пой, чтоб улыбки цвели... Тогда мы песню споем боевую..." Это заклинание. Как и "Священная война".

3.3. О стихотворном размере «Священной войны».

В своем экспертном заключении, подготовленном для представления в суд http://lj.rossia.org/users/amalgin/490528.html, профессор Левашев утверждал, что «Священная война» написана стихотворным размером, "никогда не применявшимся советскими поэтами", и это обстоятельство профессор пытался использовать как довод в пользу авторства Боде. Кроме того, этот стихотворный размер Левашев называет "очень редким".

Давайте посмотрим, прав профессор или нет.

Сначала поищем прямые совпадения ритмики стихов Лебедева-Кумача, написанных до 1938 года, с ритмикой "Священной войны". Их не много, но они есть:

В году двенадцать месяцев,
Идут они подряд,
Но по тарифной лестнице
У месяцев разряд.
(Рефрен из "Песенки об отпусках", 1931 год).

В газетах — положение
С законом наряду:
Писать о жендвижении
Лишь раз один в году. (Дальше, как обычно в юмористике Кумача, ритм меняется).
(В бой за кадры, 1931 год).

Цветут необозримые
Колхозные поля.
Огромная, любимая
Лежит моя земля.

Как весело мне, граждане,
В моей большой стране, —
Пою я песни каждому,
И каждый вторит мне.
(Моя страна, 1937 год. Пример приведен В. Турецким).

Но почему надо непременно учитывать окончание строки? На мой взгляд, трехстопный ямб не меняется от окончания строки (количество ударных слогов остается прежним). Поэтому посмотрим, есть ли у Кумача "просто" трехстопный ямб. Есть, конечно:

это и "О Косте из "Жиркости" (1925), и "Жуткая история" (1926), и

Цветисто и речисто
Писать"из головы"
Привыкли очеркисты, —
Но мы не таковы
(О двух инкубаторах, 1930 год),

и

Когда настанет вечер
И за окном темно,
С приятелями встречу
Назначим у кино.
(Зрители кино, 1935 год),

и

Прощался муж с женою,
И плакала жена...
(Отцовское наследство, 1937 год).

Иногда Кумач, как и другие поэты, заменяет трехстопный ямб с дактилическим окончанием четырехстопным ямбом с мужским окончанием:

Былиночку районную,
Простой, правдивый сказ,
С печалью затаенною
Расскажем мы сейчас.

Иван Иваныч Иванов
Активен и ретив,
В район поехать был готов
Согласно директив.
<...>
Но заканчивает в первоначальном ритме — в размере "Священной войны":

Былинку немудреную
Окончит пусть мораль:
Прогульщики районные,
В район вам не пора ль?
(О трех непоехавших, 1930 год).

Маяковский вообще не хочет различать в трехстопном ямбе эти самые окончания, и для него все едино — мужское оно, женское или дактилическое, он их свободно считает за один размер (Рассказ о Кузнецкстрое и людях Кузнецка: По небу тучи бегают, / Дождями сумрак сжат, / Под старою телегою/ Рабочие лежат. И слышит шепот гордый / Вода и под и над: / "Через четыре года / Здесь будет город-сад"... 1929 год).

В чистом виде ритмикой "Священной войны" пишет Анатолий д′Актиль:

Скатертки белоснежные.
Посуда — красота!
Голубенькие, нежные
Обойные цвета.
На узеньком каминчике
Заботливой рукой
Расставлены жасминчики
И беленький левкой и т.д.
(Совчайная, Картинки из будущей натуры, 1928 год).

("Стаканчики граненые" да и только.)

Той же ритмикой пользуется Михаил Исаковский в стихотворении "Зелеными просторами" (1930 год).

То есть, вопреки "запрету Левашева", советские поэты ритмикой "Священной войны" пользовались. Но пользовались не часто. Так же, как и все русские поэты, хотя бы и 19-го века. Видимо, это имел в виду Левашев, называя ритмику "Священной войны" редкой (и хоть в этом-то он прав). Для советских поэтов трехстопный ямб во всех его проявлениях — преимущественно фельетонный размер (это видно из примеров). А для русских классиков он вообще явление спорадическое. За исключением разве что Александра Сергеевича Пушкина. Потому что на юность Пушкина как раз пришелся пик популярности трехстопного ямба. В 1811-12 году Константин Батюшков опубликовал послание к Жуковскому и Вяземскому:

Отечески пенаты,
О пестуны мои!
Вы златом не богаты,
Но любите свои
Норы и темны кельи...

И пошло и поехало. И ехало, как говорят литературоведы, лет десять. Пушкин в период с 1813 по 1820 год использует этот ритм чаще всего для посланий: "К сестре", "Батюшкову", "К Пущину", "К Галичу", "К Дельвигу" и даже "К моей чернильнице". Ну, есть еще "Городок" (Прости, мой милый друг / Двухлетнее молчанье: / Писать тебе посланье / Мне было недосуг), есть "Фиал Анакреона", есть "Фавн и пастушка". На ритмике "Священной войны" юный Александр Сергеевич мне не попался. Может быть, он просто не любит дактилических окончаний. У Лермонтова трехстопный ямб встречается еще реже (по моим наблюдениям). Правда, есть точное совпадение со "Священной войной" в стихотворениях "Молитва" и "Свиданье", в связи с чем (вернее, в связи с "Молитвой") профессор Левашев объявил Михал Юрьича прародителем советской пропагандистской песни. У более поздних поэтов трехстопный ямб... ну, разве что не исчез окончательно.

Конечно, не совсем ясно, почему Лебедев-Кумач для такой серьезной ситуации написал стихотворение таким легковесным и даже фельетонным, "болтливым" размером. Но дело в том, что это еще и песенный размер, по крайней мере, в 18-м веке. Может быть, это и сыграло решающую роль для "Священной войны". А может быть, виноват "древний" (по меньшей мере 1937 года рождения) советский лозунг "За Родину! За Сталина!", который, вполне возможно, хотел использовать Василий Иванович в тексте. А может быть, сработала предшественница "Священной войны" кантата "Вставайте, люди русские" и сыграла роль индуктора и вызвала реминисценцию ритма. А может быть, на выбор ритма повлияли прилагательные: "народная", "благородная", "огромная", темная" и т.п. Хотя с другой стороны, можно ведь найти и существительные с дактилическими окончаниями — русский язык гибок. Почему бы Василию Ивановичу не написать вот этак:

Отребье человечества
Напало на страну.
Ведет мое отечество
Священную войну.
Горя отвагой львиною,
Поднялся стар и мал —
Громадою единою
Народ могучий встал!

Да, собственно, он так и написал, только после. Или опубликовал после. Это стихотворение "Рази врага без жалости" (расти, коса, до пояса))), напечатанное в сборнике стихов Лебедева-Кумача "Будем драться до победы!", подписанном к печати 4 августа 1941 года. Помните, у Гасема Лахути: "лев обладает не только благородством, но и могучим гневом"? Но так и не удалось Кумачу соединить в одном тексте и "льва", и "благородство". Или не захотел. Но "львиная отвага" у него не ходовой образ. Может восходить и к Г. Лахути.

Больше всего мне здесь понравился рефрен:

Сгинь, кровавый упырь!
Твой приходит конец.
Встал народ-богатырь,
Поднял меч-кладенец.

Хорошо бы посмотреть библиотеку Василия Ивановича. Разгадка может быть и там. Какой-нибудь стихотворный пересказ какой-нибудь русской былины, например. Но это уже так, из спортивного интереса. Вряд ли кто-нибудь из литературоведов всерьез возьмется утверждать, почему то или иное стихотворение того или иного поэта написано таким ритмом, а не другим (если только ритм не является жестко обусловленным). Проблему ритмики "Священной войны" создали противники и ненавистники Лебедева-Кумача. А их решение этой проблемы не выдерживает никакой критики и вызывает смех даже у непрофессионалов.

То есть мы видим, что ритм "Священной войны" просто является довольно редким во всей русской поэзии, но запрещать им пользоваться одному только Лебедеву-Кумачу, да хотя бы и всем советским поэтам, нет никаких оснований. Для Василия Ивановича это нормальный рабочий стихотворный размер, который применяется по мере надобности или желания. Не реже, чем другими. Кстати, мы не рассматривали примеры такого ритма в его стихах после 1937 года, а они тоже есть.

3.4. 22 июня 1941 года.

Накануне, 21 июня, Василий Иванович вернулся из Латвии. Там проходила конференция латвийских писателей, и он был в числе приглашенных. А в Москве скоро должен был начаться Всесоюзный конкурс артистов эстрады, на котором Василию Ивановичу предстояло возглавить жюри. И надо было готовиться. Может быть, он не поехал в субботу на дачу или еще куда-нибудь за город, и выступление Молотова услышал в Москве:

"...без объявления войны германские войска напали на нашу страну... неслыханное нападение... является... вероломством ...Эта война навязана нам не германским народом... на поход Наполеона в Россию наш народ ответил отечественной войной и Наполеон потерпел поражение... То же будет и с Гитлером... Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную отечественную войну за родину, за честь, за свободу... еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина. Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами".

Сразу после этого выступления на предприятиях и в учреждениях начались митинги.

Советские писатели тоже собрались на митинг. Пришли: Фадеев, Павленко, Лебедев-Кумач, Вишневский, Вилли Бредель, Тренев и другие. Выступал Фадеев, потом Вишневский, Бредель, Мтсиславский, Азарх, Васильев, Жаров. В резолюции митинга было записано: «Каждый советский писатель готов все свои силы, весь свой опыт и талант, всю свою кровь, если это понадобится, отдать делу священной народной войны против врагов нашей родины!» (ТАСС).

Во второй половине дня Василий Иванович был на радио, в редакции «Последних известий» (эта информация есть в книге "Радио в дни войны", М., "Искусство", 1982 г., с. 12). Туда приехали многие писатели и поэты. Приехали без вызова, просто потому, что считали это нужным. Читали в эфире свои произведения. Василий Иванович прочел стихотворение-песню, в котором призывал взять оружие в руки и влиться в ряды бойцов Красной Армии. Сотрудники радио привозили в это время отчеты с митингов и собраний, интервью с откликами на правительственное сообщение. Василий Иванович мог читать эти отклики один из первых. Но в этом не было особой нужды. Фразеологию этих резолюций он мог себе представить и не читая их. Он и сам думал так же, как миллионы советских людей:

Гнев и ненависть охватили нас… когда мы узнали про неслыханное, разбойничье нападение фашистских кровавых собак на нашу родину… С чувством величайшего гнева… встретили сообщение о наглом провокационном налете фашистских бандитов на советскую землю… Глубокое возмущение… при известии о нападении…

В какой-то момент Василия Ивановича разыскал по телефону сотрудник «Красной звезды» Соловейчик: нужны стихи для первого военного номера газеты, к утру. Поздним вечером Кумач сел дома за письменный стол, подвинул к себе лист бумаги и карандашом написал первые строки:

Идет война народная,
Священная война,
И ярость благородная
Вскипает, как волна…

И он уместил в какой-то сотне слов всю двадцатилетнюю историю Советского Союза. Но это еще полбеды. Он уместил там и Россию. Всю. Разом.

…На следующий день он отдал стихи в «Красную звезду» и (не смог отказать) в «Известия». Нет, бури восторгов он не услышал. Хотя первый куплет и припев понравились всем. Выражение "священная война" понравилось особо. Редактор «Красной звезды» Ортенберг даже склонен считать Василия Ивановича автором этого выражения. Но Давид Иосифович тут же оговаривается: «Мог ли я и мои товарищи думать тогда, что стихотворение, напечатанное в первом военном номере, станет главной песней Великой Отечественной войны?» Видите, он тоже косвенный сторонник "версии Боде" — вот если бы стихи появились во втором номере или на третий год войны, вот это была бы, конечно, главная песня!

Апологетам Боде через пятьдесят лет было проще: им уже кто-то объяснил, что "Священная война" — шедевр. А в июне 1941-го...

Кто бы мог подумать!

3.5. "Мы — свет". Черновик "Священной войны". Слова "текста Боде" как элементы черновика В. И. Лебедева-Кумача.

О том, что черновики "Священной войны" существуют, советские читатели знали по крайней мере с 1972 года, когда в январском номере журнала "Октябрь" появились воспоминания Сергея Иванова о Василии Ивановиче Лебедеве-Кумаче. Сергей Иванов привел черновики "Священной войны" как пример тщательной работы Кумача над основными своими текстами. "Черновики и беловые экземпляры песни, — писал С. Иванов, — хранятся в архиве В. И. Лебедева-Кумача в Центральном государственном архиве литературы и искусства (ЦГАЛИ). Песня эта, как мы знаем, была написана в течение одного или, максимум, полутора дней (утром 24 июня песня была опубликована в газетах), но она потребовала упорной работы. Лебедев-Кумач без конца переписывал отдельные строки и строфы, писал и выбрасывал, заменял другими целые четверостишия, пробовал каждую строфу на голос" (С. Иванов. Народный поэт. // Октябрь, 1972 г., № 1, с. 212).

Вариант второго куплета "Священной войны" описан Евгением Долматовским, например, в предисловии к сборнику Лебедева-Кумача "Песня о Родине" (Кемеровское книжное издательство, 1983 год, с. 12-13). К его свидетельству мы обратимся чуть позже.

В Интернете существует краткое описание черновика со слов Ю. Бирюкова
(http://a-pesni.golosa.info/ww2/oficial/a-svvojna.htm). К сожалению, более полной версии мне найти не удалось. Воспользуемся тем, что есть, и попытаемся прокомментировать черновые варианты.

По свидетельству Ю. Бирюкова, первым было написано четверостишие, ставшее потом припевом:

Идет война народная,
Священная война,
И ярость благородная
Вскипает, как волна.

Видно, что Кумач начинает стихи в рамках стереотипа. Он пишет своеобразный писательский отклик на политическое событие, что мы с вами видели в газетах не один раз. Можно даже сказать, что такой зачин похож на начало резолюции митинга трудящихся, например, такого рода: "В ответ на наглую провокацию фашистской военщины мы, рабочие такого-то завода, как и весь советский народ, с великим гневом (возмущением, негодованием, яростью и т.п.) заявляем..." Далее в резолюции должен быть охарактеризован враг, названа мера наказания ему и выражены заверения в адрес партии и правительства, что авторы резолюции согласны с назначенным наказанием и (если враг внешний) готовы сами способствовать исполнению этого наказания. В данном случае: вышвырнуть фашистов с территории СССР и разгромить их. Все эти пункты с очевидностью мы находим в "Священной войне", с одной лишь разницей: Кумач все-таки ушел от трафаретного начала "резолюционного типа" и начал песню призывом: "Вставай, страна огромная..." (да, и еще, чем козыряют противники поэта, сумел обойтись без партии и правительства).

Следующей, по словам Бирюкова, появляется в черновике строфа, которая в окончательной редакции стала шестой:

За землю нашу милую,
За Родину свою
Всем сердцем...
Пойдем ломить...

Возможно, что в этом четверостишии Кумач планировал использовать лозунг "За родину, за Сталина". Но я на этом не настаиваю.

Дальше следует:

Всем сердцем, всей душой...
Всем сердцем, всею силою...

И практически окончательный вариант:

За землю нашу милую,
За наш Союз большой
Пойдем ломить всей силою,
Всем сердцем, всей душой.

Остается лишь поменять порядок двустиший.

Подробно описана Бирюковым пятая строфа.

Тупому зверю низкому
Загоним пулю в лоб,
Насильнику фашистскому
Найдем дорогу в гроб.

Вариант последней строки: "Сколотим крепкий гроб".

Но есть и такой промежуточный результат:

Сожмем железным обручем,
Загоним пулю в лоб.
Мы всей фашистской сволочи
Сколотим крепкий гроб.

Здесь использована газетная реминисценция, которую мы обсуждали в словаре прообразов: "железный обруч". В статье К. Федина он присутствует в виде "железного кольца обороны", а в стихотворении М. Голодного в виде "кольца облавы", которым душат врага, что по смыслу близко к варианту Кумача. Но потом Василий Иванович переработал первую и третью строки, и газетная реминисценция из них исчезла. Но Бирюков не сказал о том, есть ли в черновике этого куплета "отребью" или "отродью".

Это все сведения, которые есть в статье Сергея Макина или в рассказе Юрия Бирюкова. Таким образом, описан припев и пятая и шестая строфа. Остальных четырех четверостиший нет.

Второе четверостишие описал, как уже было сказано, Евгений Долматовский. К сожалению, нет возможности выяснить, точно ли он цитирует текст, но он пишет так:

"Я изучал черновики и рукописи Василия Ивановича, у меня в руках, в частности, были наброски будущей знаменитой песни. Поэт много раз записывает, как бы прицеливаясь: "Мы — свет". Мысль, образ вызревают постепенно, и вот уже поэт записывает:

"Во всем различны мы — за мир и свет мы боремся, Они — за царство тьмы". И вновь и вновь повторяется на бумаге: "Мы — свет... Мы — свет..."(Е. Долматовский. Народом любимо, временем проверено. В книге: В. Лебедев-Кумач. Песня о Родине. Кемеровское книжное издательство, 1983 г.).

Что же получается, если Долматовский цитирует черновик верно? Из второй строфы Василий Иванович сначала записывает три строки, без начальной. Потом додумывает начальную строку, но получает тавтологию (которая так нравится его врагам): различны, как два различных. В соответствии с нормами русского языка, он переоформляет свою мысль вот так: "Как две крайних противоположности, мы во всем враждебны", потому что по Далю, например, "полюсами зовут также вообще крайние точки супротивных друг другу сил (или математически, + и — )", а речь в "Священной войне" идет о полярных друг другу мировоззрениях, которые, как раз, обычно являются именно враждебными. Ну, а что же получается в итоге ?

Получается, что я сейчас буду гадать на кофейной гуще, приговаривая "если, если, если...". Давайте погадаем.

Получается, что, (если Долматовский не ошибся) весьма вероятно, фотокопии черновиков "Священной войны" не опубликованы по очень простой причине: черновые варианты песни совпадают (если совпадают) с так называемым "текстом Боде". А из этого, в свою очередь, будет следовать только один вывод: злоумышленники, готовившие атаку на советского песенника, располагали копией черновиков (именно она, кстати, могла потом таинственно "похититься" из сейфа Мальгина). Только в этом случае они могли не опасаться того момента, когда черновик будет найден в архиве поэта, потому что они смогут сказать, что он сфальсифицирован Кумачом. Поэтому они и внесли в известнейший текст "Священной войны", казалось бы, смехотворные изменения, но совпадающие с черновыми вариантами Кумача.

У меня есть по меньшей мере три версии, объясняющие, как задумывалась и осуществлялась клеветническая акция против Кумача. Но отнимать у читателя время бездоказательными домыслами я не буду, потому что любой мало-мальски вдумчивый человек легко создаст аналогичные версии самостоятельно. Я лишь напомню изменения, внесенные в текст клеветниками, и покажу, что эти изменения могут быть черновыми вариантами Кумача.

Итак, "Боде":

С германской силой темною,
С тевтонскою ордой.

Василий Иванович мог первоначально написать "по инерции": "С фашистскою ордой" (а не "с проклятою"). Но тогда "сила темная" чья? Либо германская, либо тевтонская. Вспомните, 24 июня 1941 года Мехлис пишет в передовой статье "Правды": "изгнать вторгшиеся германские орды из пределов нашей священной родины..." и в следующей колонке: "Мы знаем, что победа над фашизмом, над чужеземными ордами... будет трудна...". К этому надо добавить, что в передовой статье "Правды" упоминаются псы-рыцари. Это апелляция к русской истории и одновременно ее можно считать реминисценцией из фильма "Александр Невский". Но "тевтоны" — ассоциация к тому же фильму, а Кумач начинает строфу парафразом на песню из этого фильма: "Вставай... на смертный бой". Или было наоборот: "С фашистской силой темною", но возникли затруднения с эпитетом к "орде", и где-нибудь на полях осталась "примерка": "С тевтонскою ордой" и т.п. В стихотворении "Рази врага без жалости" (которое, может быть, и писалось одновременно со "Священной войной") есть у Кумача и "псы немецкие". Кстати, реминисценциями из "Александра Невского" пронизана не одна заметка в первых военных выпусках газет.

Третий или четвертый куплет Кумач вообще мог сразу написать без исправлений. Причины не буду обсуждать.

Дальше. В "тексте Боде": "Отребью человечества сколотим крепкий гроб". В "Известиях" у Василия Ивановича: "Отродью человечества". Но мы знаем, что в следующих изданиях он изменил текст именно на "вариант Боде": отребью. Вероятно, и в черновике есть эта мысль. Тем более, что через несколько дней Кумач опубликует стихотворение "Рази врага без жалости", кторое мы обсуждали, говоря о стихотворном размере, и которое начинается словами: "Отребье человечества напало на страну".

Мог у Василия Ивановича мелькнуть в черновике и "русский край родной", что в нем необычного-то? (В первые дни войны он пишет стихотворение "На врага!", где есть такие слова: "Идем мы за вольную землю святую..." В песенном варианте на музыку И. Дунаевского этой строфы нет. Стихотворение опубликовано в сборнике Лебедева-Кумача "Будем драться до победы", вышедшем в свет 4 августа 1941 года).

Собственно, это все изменения, которыми осчастливили человечество "бодунисты". "Гнилая германская нечисть" вообще целиком на их совести. На большее фантазии у них не хватило. Да и зачем? И так у них все получалось довольно гладко.

Я охотно возьму обратно все свои сомнительные гипотезы, как только черновики "Священной войны" появятся в свободном доступе. А пока меня мои объяснения вполне устраивают.

3.6. Сталин в «Священной войне».

Противники Кумача, отстаивая свою анекдотическую версию, создали много искусственных проблем. Среди них — отсутствие в тексте "Священной войны" советской символики и отсутствие Сталина в песне.

Как мы с вами видели на примере идеологических кампаний в довоенных газетах, "Священная война", напротив, переполнена советской символикой сверх всякой меры. Весь текст "Священной войны" является набором реминисценций из советских газет. А разве газета "Правда" или советский государственный гимн "Интернационал" ("смертный бой") не входят в "номенклатуру" советских символов?

Что же касается Сталина, то он отсутствует в первых военных стихах многих поэтов, это раз. А во-вторых, повторю: "Красная звезда", хотя и просила 22 июня у Василия Ивановича стихи для первого военного выпуска, но вовсе не заказывала ему программного стихотворения. Это видно хотя бы по цитате из воспоминаний Давида Ортенберга, приведенной здесь в разделе о 22 июня.

В-третьих, Иосиф Виссарионович сам виноват, потому что поставил и поэтов, и весь народ в затруднительное положение: народу не явился, веского слова по поводу фашистской агрессии не сказал. В речи Молотова его имя упомянуто лишь дважды и то как-то формально. Вообще, в сравнении с довоенными идеологическими кампаниями присутствие вождя в первых военных газетах выглядит довольно-таки умеренным, особенно если учесть остроту исторического момента. Да, его имя выносится в эпиграф к номеру газеты, да, заголовки с его именем набираются крупным шрифтом. И все-таки вождю воздают лишь номинальные, ритуальные почести: "С именем Сталина мы побеждали, с именем Сталина мы победим", "Сталин — наше знамя", "С именем Сталина на устах наш народ разгромит кровожадную орду фашистских хищников", "За родину, за Сталина" — это ведь всё довоенное наследство. А ненавистники Кумача прежде всего ставят Василию Ивановичу в вину то, что он "хорошо чувствует политическую конъюнктуру". А тут — свежей ориентировки от вождя нет, довоенным арсеналом пользоваться скучно. Поэтому Кумач и отговорился самыми общими идеологическими штампами, сроднив их с народными русскими. Получилось то, что надо.

На мой взгляд, отсутствие в "Священной войне" имени вождя можно даже рассматривать как своеобразный признак зрелости и самостоятельности советского общества и даже как комплимент Сталину. Дескать, "не за Петра вы бьетесь, но за государство..." И Кумач как раз и проявляет эту гражданскую зрелость в сочетании со своей неотъемлемой русскостью.

И наконец, газета как таковая — это уникальное средство воздействия на человека. По гипнотическим способностям она мало в чем уступает телевидению. Я думаю, что если бы 24 июня 1941 года читателей советских газет спросили, есть ли в "Священной войне" Сталин, то очень многие ответили бы, что есть. Потому что на первой полосе "Известий" справа, размером едва ли не в четверть страницы, напечатан портрет Сталина, а под портретом, в крайней правой колонке, "Священная война".

Что касается статистики, то есть частоты употребления имени "Сталин" в военных стихах Кумача, то у меня ее нет, потому что я просмотрела только четыре наименования газет первой недели войны и два наименования за июнь - сентябрь 1941 года. По моим наблюдениям, Кумач именем Сталина в это время не злоупотреблял, он почти не упоминает вождя. А в первую неделю войны, наверное, даже и ни разу не упоминает в новых стихах. 26 июня "Комсомолка" публикует его стихотворение "Подымайся, народ!", там есть Сталин, но этот текст — переделка песни "Если завтра война", то есть 1937 года рождения. Но за всю первую неделю все-таки боюсь ручаться, потому что ВСЕХ стихов я не видела. Есть еще текст, о котором пишут "Известия". Это песня композитора В. Мурадели, называется: "За родину, за Сталина вперед", стихи Лебедева-Кумача, но тоже нигде мне не попались. В июле "сталинский процент" в стихах Кумача возрастает примерно до 20, но это объяснимо поведением Сталина. Подборку первых военных стихов советских поэтов можно прочесть здесь. Я старалась выписывать все стихи подряд, по крайней мере до конца июня, за исключением откровенно скучных.

Но в чем-то противники Кумача правы. Народ тоже испытывал определенное недоумение (а, может, и тоску, как "бодунисты") по поводу отсутствия Сталина в "Священной войне", и в результате рождались народные версии, объясняющие этот факт. В 1978-79 или 1980 году я была свидетелем того, как это происходило. Но я не буду подробно все пересказывать, скажу только, что народная молва, по крайней мере среди школьников нашего города, объявила Сталина зашифрованным в аббревиатуре, составленной из начальных букв припева: П-В-И-С. Работая над этой публикацией, я вспомнила этот школьный анекдот и довела его до логического завершения, взяв в качестве "обоснования" финал речи Молотова 22 июня 1941 года. Только зашифрованными оказались первые (и последние) восемь строк песни, начинающиеся буквами В-В-С-С П-В-И-С. "Расшифровку" можно прочесть в разделе об авторах, внесших вклад в создание образного строя песни.

Есть ли Сталин в "Священной войне", нет ли Сталина в "Священной войне" — это уже совершенно неважно. И Сталин, и песня свою миссию выполнили. Советский народ победил.

3.7. Меня терзают смутные сомненья.

Заголовок менять я не стала, оставила в первоначальной редакции, хотя никакие сомнения меня теперь не терзают.

Речь шла об экспертизе Левашева, в особенности о его маниакальном стремлении убедить читателя (а подготавливал он эту экспертизу для суда) в том, что В. И. Лебедев-Кумач морально нечистоплотный и склонный к литературному мошенничеству автор. Левашев свои обвинения ничем не обосновывал, а лишь назойливо, как попугай, едва ли не через строчку повторял: "вор, вор, вор".

Благодаря этой экспертизе, весь сочувствующий Левашеву Интернет приводит примеры "плагиатов" Лебедева-Кумача, и сейчас мы с вами подробно обсудим эти примеры.

Все началось при жизни Василия Ивановича, и причина сплетни проста до неприличия: зависть. Правда, не простая зависть, а уникальная. А еще — мстительность. Мстительность, которой мог бы позавидовать граф Монте-Кристо, потому что у него-то причина для мести была уважительная, а у завистников Василия Ивановича... Не было у них внешней причины, причина была в них самих — болезненная ревность к чужому успеху.

Никаких плагиатов у Кумача не было. Были реминисценции, да и то в отношении многих из них еще требуются доказательства их реальности. На три четверти эти реминисценции являются плодом чрезмерной мнительности недоброжелателей Кумача. Но со времен небезызвестной перепалки Гёте с Байроном по поводу "Фауста", а, может, и задолго до нее (хотя нет, потому что задолго до нее литераторы, как правило, не жили только литературным трудом), так вот, со времен Гёте и Байрона в писательском мире так принято: если я литературную мысль заимствую, то честь мне и хвала, а если ты заимствуешь, то, как минимум, ты не оригинален. В лучшем случае.

Вот список "плагиатов", который Левашев поставил в вину Лебедеву-Кумачу: "Священная война", "Москва майская", "Капитаны воздушных морей" и "Песня о Цусиме" из к/ф "Моряки".

"Священную войну" оставим в покое, а с остальными давайте разбираться.

Начнем с конца. "Песня о Цусиме", в которой, как известно, первое восьмистишие является цитатой из стихотворения В. Тан-Богораза "Цусима". Причину появления такой пространной цитаты объяснила давным-давно Марина Васильевна Лебедева-Кумач, дочь поэта. Правда, она пишет, что режиссер фильма "Моряки" попросил поэта и композитора, чтобы у песни был тот же сюжет, что и у Тан-Богораза, и перекликалось бы настроение. Просил ли он оставить прямую цитату, я не знаю. В целом текст Кумача является полемикой с первоисточником. (См.: М. Лебедева-Кумач. "Когда я песню пел свою". // Советская культура, 27 августа 1983 года, с. 6).

"Капитаны воздушных морей". Ссылаясь на Зеева Бар-Селлу, Левашев утверждает, что это стихотворение является переделкой "Капитанов" Н. Гумилева. В том виде, в каком "Капитаны воздушных морей" известны мне, они ничем не напоминают гумилевских "Капитанов", разве что совпадают три слова и ритм. Но ведь тем же размером написаны и такие стихи (одного из любимых Кумачом поэта): "Назови мне такую обитель, / Я такого угла не видал, / Где бы сеятель твой и хранитель, / Где бы русский мужик не стонал..." Сюжет, правда, другой. Но, допустим, газетный вариант у Кумача мог сильно отличаться от книжного. Тогда надо найти газетный вариант и посмотреть, похоже это на "переделку "Капитанов" Гумилева" или нет. Не знаю, у кого из них опечатка, у Бар-Селлы или у Левашева, но в указанном ими номере "Правды" от 22 августа 1937 года нет "Капитанов воздушных морей". Там есть "Песня трактористов", которую пока что никто не додумался объявить плагиатом. Самое печальное, что во всей "Правде" за 1937 год "Капитаны воздушных морей" так и не нашлись, хотя Василий Иванович тоже говорил, что они опубликованы в "Правде". Но в моей подшивке не хватало нескольких номеров. Но это неважно. Потому что, если бы в тексте Кумача хотя бы двустишие совпало бы с гумилевским, мы непременно узнали бы об этом от того самого, выдающегося, завистника (многие уже догадались, что речь идет о Семене Кирсанове), но он промолчал. Значится, и не было ничего.

И, наконец, "Москва майская". Левашев утверждает, что при первой публикации в газете "Вечерняя Москва" 1 мая 1937 года в песне были строки из юношеского стихотворения А. Палея со смешной, но дорогой сердцу Палея опечаткой: "ножки-невидимки" вместо "нитки-невидимки", на которых блещут фонари. И Палей по этому поводу даже пожаловался в соответсвующую инстанцию, вернее, в Союз Советских Писателей. И на Пленуме правления, будто бы, эта жалоба была рассмотрена, и Кумачу влетело, но в печать сообщение об этом не попало, потому что за Кумача заступились... самым возмутительным образом, будто бы.

Что-то путает Палей. Во-первых, как все мемуаристы, он предпочитает не датировать события, и нельзя понять, в каком году он подавал жалобу. Во-вторых, Левашев почему-то ограничился лишь ознакомлением с мемуарами Палея, но не стал заглядывать в стенограммы Пленумов правления Союза СП. А Пленумы были посвящены торжествам: и в январе (пушкинский), и в декабре (шотаруставелевский) 1937 года. Да нет, пройтись "по косточкам" своей паствы руководители союза писателей могли и в праздник, я об этом знаю точно, и вы узнаете тоже, если пожелаете прочесть газетные материалы, которые на этой страничке предлагаются. Но... Получается какая-то нерусская история. Смотрите:

Допустим, что реминисценция из Палея в "Москве майской" имеется (я не видела первой публикации). Между маем 1937 года и апрелем 1938 года Кумачу могли сделать по этому поводу замечание, но неофициальное, а так это... приватно, в каких-нибудь писательских кулуарах (интересно, что это такое). Потому что в апреле 1938 года у Василия Ивановича выходит сборник "Книга песен", где "Москва майская" напечатана такой, какой ее все знают, без всяких там "ручек-ножек-невидимок". Вроде как он исправился. Но ведь история на этом не кончилась!

В ноябре 1940 года Василию Ивановичу, если верить воспоминаниям Ю. Олеши, снова тычут этими ножками и снова кричат: "не эстетично", понимаешь, и вообще. То есть бьют или за то, чего уже нет (а, может, и не было), или даже одновременно: за то, чего нет и за то, за что уже били. Я же говорю, что не по-русски. Вывод: в 1937 никто к Василию Ивановичу никаких мер общественного воздействия не применял. А может статься, что и жалобу Палей написал не в 1937-м, а позже...

Компромат на Кумача собирал Семен Кирсанов. И это тоже по меньшей мере странно. Потому что в феврале 1935 года Кирсанов принимал участие в так называемой полемике вокруг "Веселых ребят" и к паре "плагиаторов" Александров - Дунаевский, "укравших", по мнению А. Безыменского, гэги у американцев, а мелодию у мексиканцев, пристегнул еще и Лебедева-Кумача, якобы дописавшего за Кирсанова "Песню Анюты". (Первоначально именно Кирсанов должен был писать для "Веселых ребят" тексты песен). Кстати сказать, фельетон Безыменского, инициатора заварухи вокруг "Веселых ребят", если и был оскорбителен, то все-таки он оставался фельетоном. Так же, как статья Бруно Ясенского, участвовавшего в той кампании, была всего лишь статьей, хотя, может быть и несколько снобистской. Во всяком случае, и Безыменский и Ясенский уверяли, что они лишь борются за то, чтобы у советского народа не было бессмысленных зрелищ дурного пошиба а ля Голливуд. Но заметка Кирсанова уже смахивала на политический донос.

История могла бы кончиться для авторов "Веселых ребят" не так уж и благополучно, во всяком случае, нервы могли мотать еще долго. Но, как известно, вмешалась "Правда", к коммунистам Безыменскому и Ясенскому за "беспринципную полемику" в советской печати были применены партийные взыскания, а Кирсанов остался как-то в стороне, даже и не наказанный. Тем не менее, он был сильно уязвлен той историей, и в 1940 году писатели прекрасно понимали причину его нападок на Кумача и некоторые из них открыто об этом сказали. Не совсем понятной для меня осталась позиция Александра Фадеева, который именно в 1940-м решил воспользоваться компроматом Кирсанова. Тут и впрямь можно заподозрить интригу внутри Союза Советских Писателей, причиной которой могла стать борьба за власть.

Я не буду больше утомлять вас моими рассуждениями (я могу вести их еще очень долго) и отсылаю вас к материалам дискуссии, посвященной обсуждению книг о Маяковском. Перед материалами дана вступительная статья, которая предназначена для тех, кто попадет на страничку из поиска, так что читать можно прямо с выступления Фадеева.

А мое исследование на этом закончено и ниже я предлагаю обещанный список авторов, повлиявших на образный строй "Священной войны".

Подробности обвинений в адрес Кумача смотрите на отдельной страничке: Четыре сбоку — вы не направление.

3.8. АВТОРЫ, ВНЕСШИЕ ВКЛАД В СОЗДАНИЕ ОБРАЗНОГО СТРОЯ «СВЯЩЕННОЙ ВОЙНЫ».

1. Иосиф Виссарионович Сталин.

Организатор и вдохновитель заговора против нечисти, каким до некоторой степени все-таки является «Священная война». Имеется в виду заговор как речевой жанр, а не как тайный сговор. Вообще, его слова входят не в одну массовую песню. Может быть, так получилось потому, что в юности он писал стихи. Оппоненты не желают признавать за ним дар слова, но, тем не менее, даже его речевые штампы с легкостью превращались в слова песен. Говорят, что это и есть "культ личности". ("Отношение народа к Сталину — это уже песня", — писал Юрий Олеша).

Зашифрован в первом куплете «Священной войны» и в припеве: «Великий Вождь Страны Советов, Победитель Врагов Иосиф Сталин» (но это мое личное мнение, смотрите для сравнения финал речи Молотова от 22 июня 1941 года).

2. Анна Александровна Караваева.

Родилась в семье служащего. По окончании гимназии два года учительствовала в сельской школе. Потом поступила на Бестужевские курсы — историко-филологический факультет. Приняли ее туда вне конкурса, потому что гимназию она окончила с золотой медалью. В 1931-38 годах была главным редактором журнала «Молодая гвардия».

В «Священной войне» является одним из авторов эпитета «благородный» (кстати, это вообще один из ее любимых эпитетов). Так же в ее статьях встречаются «величественные массивы колхозных полей» и «жадные орды», а также утверждается, что «благороднейшие идеалы — у нас», «свет, разум — у нас», и еще — «священная ненависть», повторенная, правда, за Мехлисом.

Соответствующие места из «Священной войны» приводить не буду, потому что придется процитировать полпесни.

3. Абольгасем Ахмедзаде Лахути́.

Иранский поэт. Революционер. Один из создателей таджикской советской поэзии. Автор текста гимна Таджикской ССР (написан в конце Великой Отечественной войны).

В копилку «Священной войны» внес аллегорию «СССР — благородный лев», а также эпитет «львино-благородный» применительно к русскому народу, и использовал словосочетание «вражеская орда» до декабря 1937 года, что в нашем случае существенно. Прекрасно понимал, что правительство СССР — правительство мира и победы. Кроме того, в неявном виде дал образ «крыльев черных»: «Полночный филин звал в наш сад весенний / Стервятников и сов проклятый род». Советский Союз в том же стихотворении он уподобляет светочу, который озаряет землю. Таким образом, он солидарен с Кумачом в основной идее «Священной войны»: эта война — противоборство фашистской тьмы и советского света.

4. Иван Ульянович Кириленко.

Украинский советский писатель. Родился в семье рабочего в 1902 году. Воевал в гражданскую. Умер в 1939-м.

Предвосхитил строки Кумача о благородной ярости, которая «вскипает, как волна». Но он использовал другие, хотя и похожие эпитеты и сравнения: благородное негодование сердец и морской прибой голосов.


5. Юрий Карлович Олеша.

Происхождение — из обедневшей дворянской семьи. Родился в Елисаветграде, юность провел в Одессе, жил и работал в Москве. В середине 30-х годов перестал публиковать какие-либо крупные произведения, но его имя довольно часто встречается на страницах газет. Тематика его статей разнообразна. В частности, он много пишет о фашизме и фашистской идеологии, пытаясь понять, что же это за новые существа — фашисты — люди-нелюди, «люди-маузеры», как он их называет.

«Священной войне» подарил (вместе со многими другими писателями) эпитет «благородный». Почти дословно предвосхитил строку «Насильникам, грабителям, мучителям людей», написав о фашистах: «насильники, убийцы детей, терзатели пленных». Разделял общее для всех советских людей мнение, что противостояние коммунизма и фашизма — это противостояние света и тьмы.


6. Джек (Яков Моисеевич) Алтаузен.

Родился в 1907 году на одном из Ленских приисков, где его отец был старателем. Одиннадцати лет ушел из семьи. Жил в Харбине, Шанхае, работал на кожевенном заводе в Иркутске. В Иркутске в 1922 году были опубликованы и его первые стихи. В первые дни Великой Отечественной войны вступил в Красную Армию. Продолжал писать на фронте. Погиб в мае 1942 года в бою под Харьковом.

Один из авторов образа «крылья черные». Только в его стихотворении этот образ обрел несколько иную форму: «крылья злодейств, измен».


7. Виктор Михайлович Гусев.

Родился в 1909 году. Учился в театральном училище, на Высших литературных курсах, затем в Московском университете. Поэт, драматург. Умер в 1944 году, в Москве.

В его стихах встречаются: «Благородная кровь красноармейца»; «Волна народного гнева».


8. Константин Александрович Федин.

Отец его — сын крепостного, ставший владельцем писчебумажного магазина. Мать — из дворян. С октября 1941 по январь 1943 года — в эвакуации в г. Чистополь. В качестве специального корреспондента «Известий» в 1946 году присутствовал на Нюрнбергском процессе.

Для него социализм — благородная форма жизни. Фашисты и их пособники — гниль и нежить.

Именно в его статье встречается метафора «железного кольца обороны», которым обносят народы Советского Союза свои границы. У Кумача этот образ несколько видоизменен: «Сожмем железным обручем», — так пишет Василий Иванович в черновике «Священной войны». Но в окончательный вариант песни эта строка не вошла.

Вариация на тему железного кольца обороны, схожая с кумачовской трактовкой, есть еще у одного поэта, только эпитет «железный» заменяется другим:

Клубок змеиный, клубок кровавый,
Разматывайся до конца.
Пусть стонет враг в кольце облавы,
И маски валятся с лица.

«Свершился грозный приговор». М. Голодный, «Литературная газета» от 15 июня 1937 года.
(9. Михаил Голодный. С 12 лет работал на гребеночной фабрике. В 17 лет опубликовал первые стихи. Пожалуй, самое известное его произведение — «Песня о Щорсе», музыку к которой написал М. Блантер. Умер в 1949 году, ровно за месяц до Кумача, в возрасте 46 лет.)

На мой взгляд, метафора «железного кольца» должна показать скептикам, что черновик Кумача не является выдумкой и, тем более, фальсификацией.


10. Александр Ильич Безыменский.

Юность его — революция и гражданская война. Автор русского текста одной из любимейших песен комсомола: «Молодая гвардия». Несмотря на то, что принимал очень активное участие в газетных кампаниях по поводу приговоров врагам народа, 9 августа 1937 года был исключен из партии как не разоружившийся троцкист. Потом он добился восстановления, справедливость восторжествовала, но это стоило ему огромных усилий.

Троцкистская орда, кипит священный гнев, фашистская орда, отвратное отродье — его вклад в образный строй «Священной войны».


11. Владимир Александрович Луговской.

Родился в семье учителя гимназии. Талантливый поэт. Задушевный лирик. В 1937-38 году напишет текст кантаты «Вставайте, люди русские» — предвестницы «Священной войны». Знатоки утверждают, что идею и слова этой песни ему подсказал режиссер фильма «Александр Невский» Сергей Михайлович Эйзенштейн. Но подсказать — еще не значит написать.

В одной из своих статей 1937 года дал открытую декларацию сакральных понятий, святынь советского общества:

Родина, революция, партия, народ, земля наша, политая кровью героев и мучеников революции.

Поэтому в его статье очень естественно эпитет «благородный» применяется к Ленину и Сталину — это тоже святые имена.


12. Леонид Максимович Леонов.

Родился в Москве. Воспитывался в религиозно-патриархальной семье деда. В 1920-м служил в Красной Армии, работал во фронтовых газетах.

Ярость — так он характеризует реакцию обычного советского человека на заговор фашистских ставленников. А сами они вызывают в нем гадливость как представители тьмы, террариума.


13. Константин Яковлевич Финн — родился в 1904-м; участник гражданской войны; учился на Высших литературных курсах, печатался с 1926 года; в 1941-45 гг. был военным корреспондентом «Известий».

Рувим Исаевич Фраерман — родился в бедной еврейской семье. Учился в Харьковском технологическом институте. В гражданскую был на Дальнем Востоке, там примкнул к партизанскому отряду. В 1941 году вступил в народное ополчение, участвовал в боях, работал в армейской газете.

Борис Андреевич Лавренев — родился в семье педагога-словесника. В 1915-м окончил юридический факультет Московского университета. Участник 1-й мировой и гражданской войн.

Черный мир фашизма. Страшный мрак, из которого пришли к нам слуги фашизма. Темное царство, в котором Гитлер выращивает новое племя мучителей. Черное рабство фашизма.

Без комментариев.


14. Михаил Васильевич Исаковский.

Родился в бедной крестьянской семье. Поэтические способности проявил в детстве. Мог остаться без образования, во-первых, по бедности, а во-вторых, потому что обладал плохим зрением, и эта болезнь прогрессировала. Но благодаря помощи чутких и «влюбленных в народ» людей был принят в частную гимназию в Воронеже (в казенную гимназию крестьянскому сыну поступить было труднее) и даже получал стипендию. Учился хорошо. В 1917-м году из гимназии, из 6-го класса, ему пришлось уйти. Во время Великой Отечественной войны написал много лирических и патриотических песен.

В его стихах, написанных под впечатлением от суда над троцкистами, тоже нашла отражение идея противостояния света и тьмы, солнца и мерзости, т.е. нашей родины и черных дел предателей — слуг фашизма.


15. Перец Маркиш и Якуб Колос.

Перец Давидович Маркиш — работал с 8-ми лет. Печататься начал в 1917-м. Арестован в январе 1949-го, как сказано в Википедии: в связи с тем, что был одним из руководителей Еврейского антифашистского комитета. Расстрелян 12 августа 1952 года, в СССР. Подробностей его дела я не нашла.

Якуб Колас — народный поэт БССР (с 1926). Родился в семье лесника. Окончил народную школу, затем учительскую семинарию, работал учителем на Пинщине. Участвовал в революции 1905 года.

Всё то же противостояние света и тьмы. У Маркиша, кроме того, «народный гнев святой».


16. Коллективный автор — редакция газеты «Правда».

В редакционной статье 13 июня 1937 года «Правда» пишет: «Царство помещиков и капиталистов».
Следующий абзац: «подлое черное дело» (изменников и предателей, стремившихся реставрировать это самое царство). «Фашистское отродье». «Святыня – Красная Армия».


17. Работники фабрики «Парижская Коммуна».

В резолюции их митинга сказано: «Никогда мы не позволим грязному фашистскому сапогу вступить на священную землю нашей родины». В стихах Кумача то же настроение выражено другими словами: «Не смеют крылья черные над Родиной летать, поля ее просторные не смеет враг топтать!»


18. Сурвано Рамон, Хозе Алкала Замора, Хозе Руис Боран, Рафаэль Лакамбра, Винсенте Эрнандес, Пласидо Картерро, М. Томале.

Это испанские товарищи, бойцы республиканской армии, одними из первых вступившие в схватку с фашизмом. 1 мая 1937 года возле трибуны мавзолея на Красной площади, по окончании праздничной демонстрации, они повстречались со Сталиным. Обменялись с ним рукопожатиями и обняли его.

Они прекрасно понимали и разделяли советские духовные ценности. Поэтому без колебаний и сомнений называют Сталина благородным человеком.

Их вклад в «Священную войну» — их борьба с фашизмом и братская солидарность с советским народом.


19. К. Е. Ворошилов, А. Я. Вышинский, а также по меньшей мере 100 миллионов советских граждан, поставивших свои подписи под резолюциями антифашистских в своей основе митингов 1937-1941 годов.


20. Василий Иванович Лебедев-Кумач.

Родился в семье мелкого кустаря, сапожника. Из-за нехватки денег с трудом попал в гимназию. Учился хорошо. Увлекался древними языками. Зарабатывал на учебу репетиторством. В детстве не любил отцовских заказчиков. Всю жизнь терпеть не мог чванливых людей и всякого рода чиновников, как до- , так и послереволюционных. Одним из его человеческих и художнических идеалов был Чехов. В высшей степени был наделен даром жизнерадостности и способностью оптимизировать настроение окружающих. Лирик от природы, он умел оставаться лириком и в том очень специфическом жанре, которому отдал большую часть своей жизни — жанре стихотворной агитации и пропаганды.

22 июня 1941 года, когда заклятый враг пришел на землю его милой родины, поэт сделал завершающее и при этом колоссальное творческое усилие и свел в один небольшой стихотворный текст мысли и чувства целого народа, в разных вариантах уже неоднократно выраженные многими людьми. И получил моментальный стереоскопический снимок души советского народа — песню «Священная война». Душа оказалась сильной и бессмертной, в этом легко может убедиться каждый, кто включит аудиозапись. И эта душа становится частью слушателя на то короткое время, пока звучит песня.

Ее автор

ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ ЛЕБЕДЕВ-КУМАЧ.


4. Заключение.

"Священная война" — песня, уникальная во многих отношениях.

У нее действительно два автора: соавтором Василия Лебедева-Кумача стал весь советский народ. И в отсутствие хотя бы одного из соавторов песня вряд ли состоялась бы.

Василий Лебедев-Кумач написал песню за несколько часов, потратив их, вероятно, на то, чтобы отбросить массу лишних слов, а не придумать какие-то особые слова. Но путь к этим нескольким часам занял у соавторов несколько лет.

И, наконец, "Священная война" обладает уникальной силой воздействия на слушателя. Эта сила оказалась настолько явной и неустранимой, что ненавистники всего живого, как только им представилась возможность, спешно предприняли попытку — выбить из рук народа эту песню, песню-оружие. Да, может быть, и выбили?

По большому счету, "Священная война" теперь под спудом. Как меч-кладенец.

К счастью для народа, его враги не могут воспользоваться этим оружием. Меч-кладенец знает сам, кто имеет на него право. Чужим в руки он не дается.